ФРОНТОВИК
Когда, с каких пор начинают дети помнить? Вопрос, на который нет
ответа. И точно никогда и никто не скажет, в каком возрасте малыш
запомнит событие на всю жизнь. Зависит это от многих факторов: от
значимости события и от эмоционального восприятия его ребёнком.
Вот и у Серёжки в памяти отложилось в ту пору немного. Холодная изба,
плачущая мать, прижавшиеся на русской печи сёстры и он на полатях. Чем
громче плакала мать, тем громче ревел и он, стараясь перекричать её и,
надеясь, видимо, этим самым остановить тот вой, который вот уже
несколько дней время от времени возобновлялся в избе. Иногда это ему
удавалось. В доме оплакивали «пропавшего без вести».
Что значили эти слова? Никто не знал ответа. Одно было ясно: или погиб
на поле брани глава семейства или жив. Третьего не дано. Эта страшная
бумажка как бы предупреждала и предполагала ещё более страшную,
окончательную весть о гибели мужа и отца. Было Серёже в ту пору около
3-х лет. Степан, уходя на войну, прощаясь с женой и успокаивая её, сказал: - Не плачь, Катюша, тебе нельзя сильно-то убиваться, фронтовика носишь. - Какого ещё фронтовика, Стёпушка? - А как же. Пришёл с Финской, сообразили и опять на фронт. Я воевать буду, а ты родишь. Вот и будет у нас фронтовик. Когда появился Сергей, мать вспомнила эти слова мужа и, няньча малыша, часто говаривала: «Фронтовик ты наш, фронтовик.»
Однако время шло. Подрастал Серёжка. И вот уже двое мужиков вернулись с
войны, правда, инвалидами. А в большинство семей всё шли и шли эти
страшные, скупые слова «пропал без вести» и редко ещё ужаснее «пал
смертью храбрых» или, что не легче, «погиб при исполнении боевого
задания». В
день, когда узнали в деревне о Победе, ликования и праздника не было.
Бабы плакали, собравшись вместе или в одиночку. В каждом доме слёзы. А
те, двое, что вернулись с войны, молча вздыхали, словно они были
виноваты в том, что их пощадила судьба.
Уже поздней осенью вернулся в деревню ещё один солдат – Савва
Захаров. Его возвращение и осталось до мелочей в Серёжиной памяти
наиболее ярким. Пришёл Савва пешком около полудня. Люди были в поле. А
вечером народ потянулся к Савиной избе посмотреть солдата, послушать
рассказы о войне.
Серёжа, нахлобучив шапчонку, старенький отцовский пиджак с закатанными
рукавами, босым быстро перебежал к дому соседа. Зашёл в накуренную
избу, переполненную людьми. За столом сидели три мужика в гимнастёрках и
с серьёзными лицами пели «Раскинулось море широко…» Сергей подождал,
пока закончилось пение, а потом протиснулся к самому столу и… - Скажи, дядя Савва, а тятю моего на войне ты не видел? Изба замерла от этих слов. Савва посмотрел сначала на него, потом на жену. - Степана, соседа, сынок. Без вас уже родился, – ответила она на немой вопрос мужа.
Савва встал с лавки, одёрнул гимнастёрку, на груди брякнули награды, и
подошёл к Сергею. Присев на корточки перед ним, он хотел было сказать,
что видел отца этого несмышлёныша и что скоро и тятя его вернётся.
Однако, встретив взгляд мальчика, Савва почувствовал какую-то
неловкость за своё намерение обмануть ребёнка ради его утешения. Не
отрывая от него глаз, Савва шарил рукой возле лавки. Наконец, нащупал
свой вещевой мешок, вынул из него продолговатую баночку, вложил в
Серёжину ручонку и сказал: - Не волнуйся, сынок. Тятю твоего я не видел, но это не значит, что он не вернётся живым, как и я. Позади себя Серёжа услышал всхлипывания, сначала подавленные, а потом всё более громкие, не скрываемые. -
Тогда не надо, дядя Савва,- он положил только что подаренную банку на
стол и добавил, - мне вам не отдать долг. Кто знает, вернётся ли тятя.
Он повернулся, чтобы уйти. Но люди стояли так плотно и все плакали. С
великим трудом он пробрался к выходу. Дома Сергей забрался на полати и
пролежал там весь вечер, не говоря ни слова. Сам этого не понимая, он
сделал шаг к осознанию мира.
Больше деревне не пришлось встречать вернувшихся с войны мужиков. Савва
Захаров был третьим и последним из 37 , которых провожала деревня. Последнее слово(Из цикла рассказов от деда Федота. Глава - эпизод.)
- Взрослым, конечно, во время войны , да и после её окончания, долго
было не до веселья, - продолжает дед Федот. Он словоохотлив. Видимо
сказывается и одиночество. Такие, как он, и про себя ( т.е. сами с
собой) ведут беседы. А если есть ещё какая-нибудь живность, то уж с ней
они как с людьми: и поругают и похвалят. Одним словом воспитывают
попути с откормом. - На чём я остановился, - спохватывается дед.
- Ах, да. Так вот. Была у нас соседка Матрёна. Пятеро у ней , мал -
мала меньше осталось, когда хозяина на войну призвали.. Билась, что
называется, как рыба об лёд. Всё, что было, поперешивала ребятишкам для
прикрытия стыда. А они ведь растут. Не могут же пять человек в одной
рубахе вырасти. Да на ребятах старая одежёнка как на огне горит. И вот
осенью, подвечер, она на стлище наснимала льна – тресты. Навязала ношу, и
когдасовсем стемнело, перенесла ношу к себев баню. Надеялась зимой хоть
ниток напрясть, а то ведь залатать обноски – то нечем.
И что ты думаешь? Нашёлся человек, донёс в сельсовет. Вскоре и суд
состоялся. Лён - то у неё , конечно, нашли. Но не это главное.
На суде прокурор просил дать ей пять лет тюрьмы. Суд вершили в
колхозной столовой открыто. Бабы вголос плачут. За подсудимой, на
второй скамеечке, пятеро её детей.
Судья , женщина, вынесла решение о минимальном наказании – три года
лишения свободы. И пояснила виновато: «Меньше нельзя. Закон не
позволяет.» И только тогда предоставила Матрёне последнее слово. Неведомо, почему судья сбила порядок заседания.
Что ты думаешь? К удивлению всех Матрёна стала умолять суью добавить ей
ещё два года, как просил прокурор. И знаешь почему?Да где тебе знать. А
объяснила осуждённая очень просто:
- Не плачьте, бабы, и вы, мои милые деточки, не плачьте. В детдоме
будете жить. Вас там накормят, оденут и обуют, в школу соберут. А
любовь и ласку к вам я сохраню и через пять годков всё восполню. Без
тюрьмы для меня и без детдома для вас можем все помереть. Не
беспокойтесь. Я сильная, выдюжу. За это время и вы подрастёте. Уже
сами кусок заработаете. А вот трёх годков маловато. Товарищ судья, добавь два годочка, как просил прокурор.
- Вот такое последнее слово было у Матрёны Тимофеевны на суде. Вот
такое «веселье» было у наших матерей в ту пору. И такое наше детство…
Ай, да чего там. Чтобы понять, прочувствовать, через это пройти надо, -
заключил дед Федот и умолк. Мне показалось, что он сейчас заплачет.
(11. 04.2010 года ) |