Воронцов Иван Петрович
Вопреки всему выжил
Мой отец – Иван Петрович Воронцов – родился в 1918 году в крестьянской семье в деревне Щербинская. Семья была многодетная. Он – старший сын,
значит, главный помощник по дому, работник и нянька для младших. В школу пошёл в 9 лет. Учился хорошо и с удовольствием, да только закончил всего четыре класса – нужно было помогать дома по хозяйству. Но хороший почерк и хороший слог – его отличительная черта.
Работал в колхозе, а затем на лесозаготовках. Их бригада: он, сестра Ольга да отец, Пётр Яковлевич – были стахановцами. Про них даже писали в районной газете. Была в газете и фотография. Я хорошо помню этот пожелтевший снимок, жаль, что со временем он где-то затерялся. На нём бородатый дед Пётр, молодой девятнадцатилетний отец с топорами на плечах и юная девушка, тётя Оля, с пилой. Это была первая фотография папы. Затем от колхоза его отправили учиться на моториста в Шипицыно, а в 1939 году он был призван в ряды РККА. Он окончил школу погранвойск, был пулемётчиком. Получил звание сержанта.
О войне рассказывать он не любил, разве что, когда собирались мужики на 9 Мая, такие же, как и он, фронтовики. В деревне, в которой было всего 22 дома, в каждой избе жили те, кого задела своим чёрным крылом война: вдовы, фронтовики, инвалиды, старухи, не дождавшиеся с войны сыновей… А война жила в нём: временами из шеи и спины выходили осколки, оставшиеся в нём после взрыва мины: иногда со спичечную головку, иногда с ноготь… Шея и плечи были бугристыми, неровными, словно вспаханная земля.
Он служил на границе. Пограничная застава находилась на реке Неман в двух километрах западнее города Гродно. В мае 1941 года там развернули летние лагеря школы курсантов. В лагере находилось около полутора тысяч курсантов различных специальностей: связисты, стрелки, пулемётчики, сапёры… Штаб находился в старой помещичьей усадьбе, а в саду и вокруг усадьбы разбили палатки для курсантов. А за рекой – рукой подать – в бинокль можно было наблюдать немецких солдат. В тихую погоду была слышна их речь, музыка, рокот моторов… 20 июня командование объявило о начале военных учений, в связи с этим почти всё вооружение было отправлено в тыл. В училище осталось лишь несколько учебных станковых пулемётов. Военнослужащих планировалось передислоцировать к месту учений 22 июня, поэтому в ночь с 21 на 22 июня командиры разрешили солдатам и курсантам отложить отбой до 24 часов. Тихая тёплая ночь, огоньки костров, дым, отгоняющий комаров, песни и разговоры – такой в памяти отца осталась эта последняя предвоенная ночь.
В 4.00 начался артобстрел. Пушки били прямой наводкой по штабу, по палаткам с курсантами. Отец – молодой сержант – и его друг, младший лейтенант Ковалёв, в этом аду приказывали уцелевшим солдатам и курсантам спасаться – укрываться за каменным забором, окружавшим усадьбу. Взрывы, огонь, дым, крики, стоны раненых … «Лейтенанта Ковалёва, помогавшего раненому бойцу добраться до укрытия, разорвало миной на моих глазах, - плача, вспоминал отец.
- Я, словно в тумане, сгребал в кучку с каменного забора кровавое месиво с обрывками гимнастёрки - всё, что от него осталось».
Потом артобстрел прекратился. Немцы решили форсировать реку, но оставшиеся в живых пограничники и курсанты заняли оборону и сорвали планы фашистов. После нескольких неудачных атак немцы начали обходить лагерь с боков. Тогда поступил приказ отступить, чтобы избежать окружения. Отступали с кровопролитными боями, под ударами артиллерии и авианалётами. И всё-таки некоторые группы оказались в тылу врага. В одной из таких групп был и мой отец. Раненый, с контузией, он вывел из окружения восемнадцать человек, за что был награждён медалью. Но пока он был за линией фронта, его матери послали извещение – «пропал без вести». А его, подлечившегося в госпитале под Харьковом, направили в 223 стрелковую дивизию и назначили командиром взвода. На фронт отправляли военными эшелонами. Наскоро сформированная дивизия состояла из мирных, плохо обученных людей: вчерашних школьников, студентов, рабочих, служащих. Оружия практически не было: одна винтовка на несколько человек. «Добудете в бою», - обещал политрук. Хлебнувший уже фронтовой каши, видевший ужасы войны сержант Воронцов возмутился: «Что же вы делаете? Вы же везёте пушечное мясо, их убьют в первом же бою!» «А ну-ка выйдем», - скомандовал майор. Выведя сержанта в тамбур, он выдернул из кобуры свой наган и приставил к его виску: «Ещё одно слово, и расстреляю за упаднические речи».После нескольких дней в теплушках и утомительного марша по раскисшим дорогам эти люди попадают под страшный удар авиации, немецкой 14 танковой дивизии и мотопехоты. 223 дивизия вступила в бой 2 августа 1941г. и была почти полностью уничтожена. Уже 15 августа в штабе армии в документах было указано: «223 и 253 стрелковые дивизии не существуют».
В одном из боёв, при танковом обстреле, снаряд разорвался слишком близко – отца ранило и засыпало землёй на глазах у однополчан. Все посчитали его погибшим, да и не было времени разбираться при отступлении. И снова пошла похоронка в далёкие северные края. Но назло всем папа выжил. Его откопал ночью однополчанин, тоже раненый, увидев, что земля шевелится. Но они уже были в тылу врага. Так 26 августа они попали в плен. Фашисты стреляли в тех, кто не мог идти, поэтому они шли, поддерживая друг друга. До 1943 года он находился в лагере военнопленных в городе Белая Церковь.
Выжил только благодаря тому, что был хорошим плотником. Немцы любили порядок, поэтому работа была всегда: то нары подновить, то крышу на бараках починить, то стулья укрепить. Даже гробы приходилось делать. Иногда за работу перепадала горсть картофельных очисток или черпак баланды. Но и здесь люди не сдавались, даже и там было движение сопротивления. Так как отец мог передвигаться по лагерю, хоть и в сопровождении солдата, он переносил записки из барака в барак. Пленные готовили побег, но их планы провалились, потому что среди них оказался доносчик. Организаторов и папу жестоко избили, и за это он был 17 августа 1943 г. переведён в концлагерь Дахау (Германия).
Дахау – это настоящая фабрика смерти. День и ночь дымят здесь трубы – сжигаются тела убитых, замученных узников. Работают газовые камеры. Тысячи людей умирают от голода и тифа. Тянутся мучительные дни и ночи ожидания… ожидания чего? Смерти? Свободы? И опять навыки плотника и столяра помогают худо-бедно выжить.
Конец апреля 1945 года. Всё ближе конец войны, и всё злее фашисты. Вот уже слышны залпы артиллерии, звуки бомбёжки. Но всё больше дымят трубы крематориев, газовые камеры не справляются со своей страшной работой. И вот 1 мая 1945 года. Оставшихся в живых построили в колонны и в окружении солдат «SS» повели на расстрел. Но и здесь Ангел-хранитель не покинул отца. На дороге появились американские танки. Американские солдаты разоружили эсэсовцев. И вот она – свобода! Люди-тени, люди-скелеты плакали, обнимались, молились, кричали: «Ура!»
Отец попал в американский госпиталь. Когда-то крепкий, здоровый парень не мог ходить и весил всего 39 кг. В августе 1945 года он был передан советскому командованию. После всех проверок он продолжил службу в армии. Демобилизовался отец только весной 1946 года и вернулся на родину.
После войны бывший солдат устроился работать в детский дом и чем мог, помогал осиротевшим детям. Женился на учительнице Марфе Александровне, у них родилось четверо детей.
Зоя Ивановна Кобелева (Воронцова) |
