Семейство отца Владимира

До переворота жизни

Владимир Рафаилович Дементьев родился в 1888 году в деревне Едома Черевковского района Северной области. Родители умерли рано. Володя воспитывался у дяди и тети в Устюге. Там поступил в духовную семинарию. Жилось ему, видимо, несладко. По прошествии многих лет он так рассказывал своим детям о годах учения: «Когда я учился, я Гоглеву уху хлебал».

И дети, любопытные, наперебой расспрашивали: «Какая такая загадочная уха?» И самим, наверное, попробовать хо­телось.

А вот, оказывается, она какая: надобно налить в миску воды, накрошить хлеба да посолить! Готовится уха быстро, без огня и особенных затрат.

В семейном альбоме дочери Владимира Рафаиловича, Любови Владимировны, проживавшей в Ильинске, сохрани­лась фотография начала века: на ней Владимир Рафаилович молод, необыкновенно красив, широколоб. Волосы зачесаны назад. Лицо особенное, одухотворенное, - из тех человеческих лиц, на которые хочется смотреть долго-долго, не отрываясь.

Валентина Григорьевна Дементьева (сидит) и ее дочери: Людмила (Люся) - справа, на переднем плане; и Нина

После окончания духовной семинарии Владимир Рафаило­вич приехал в наш край. Чуть ли не тридцать лет он был свя­щенником Вилегодской Богоявленской церкви. Пользовался большим авторитетом у прихожан. Его любили. Относились к нему с почтением не только потому, что он был священником. По свидетельству очевидцев, он любил сказать что-нибудь смешное, то есть был живым, общительным человеком.

Супруга его, Валентина Григорьевна, окончила Устюжское епархиальное училище, десять лет учительствовала сначала в деревне Маурино - в школу ездила на своей лошади - а по­том и в селе Вилегодске.

Дом у них был большой, на две избы. Имелась также стая", погреб, баня - все, что необходимо в хозяйстве. А само хо­зяйство Владимира Рафаиловича было, говоря современным языком, образцовым.

Он все делал сам, пахал и сеял. Семья держала пчел, коров, лошадей. Немало времени Владимир Рафаилович проводил в небольшой своей кузнице, лудил чашки, самовары, учил этому ремеслу и сыновей...

Семейство у Владимира Рафаиловича было большим: чет­верых сыновей и троих дочерей родила Валентина Григорьевна. 

Жизнь шла своим чередом.

Старшая дочь Владимира Рафаило­вича, Люба, в 1928 году вышла замуж за Виктора Феодосьевича Заварина и переехала жить в Ильинск. Виктора Феодосьевича и сейчас старики поми­нают добрым словом. Долгое время он работал главным агрономом района, пекся о земле Вилегодской и ее плодо­родии. Все районные поля им пешком исхожены. Жениться на поповской дочери было серьезным поступком в те непростые годы.

Он говорит и о характере Виктора Феодосьевича и горячей любви моло­дых людей. Последующие события бросили трагическую тень на семей­ную жизнь Любови Владимировны...

   

Виктор Феодосьевич Заварин

Первый арест

Первый раз отца Владимира аре­стовали 29 марта 1934 года. Постанов­лением «тройки» ОГПУ от 13 апреля 1934 года его выслали в Северный край сроком на три года за антисоветскую агитацию. Ссылку отбывал в Сыктыв­каре, работал сторожем в клубе.

Дом у семьи отобрали. Отломали. На какие нужды чужое добро новая власть использовала, теперь уж толком никто не помнит, старожилы села Ви­легодска сказывают только, что после отлома стая стояла еще долго.

Валентина Григорьевна с детьми перебралась жить в баню. Думала ли она, учительница, что ей будет угото­вана такая судьбина? Банька топилась по-черному.

Потом в ней сложили небольшую печку из кирпичей. Вместо кроватей устроили нары.

Здесь семье предстояло прожить не один год.

Надо было устраиваться и обжи­ваться, привыкать к немилости вла­стей, строящих новую жизнь.

Однако и в бане семью не оставили в покое.

Во время обысков энкэвэдешники вели себя бесцеремонно.

Все перетряхивали, выво­рачивали банный пол. Книжку «Хижина дяди Тома» на листы разорвали.

Семилетняя Людмила схва­тила листы, прижала к себе, как драгоценность.

У нее их пытались отобрать. Что она к себе прижала? Во что вцепилась маленькими ручон­ками?

"Я их прокормлю..."
 

После ареста Валентины Григорьевны для семьи насту­пили действительно трагические дни.

В тюрьме она пробыла недол­го, но в момент ареста никто из детей не знал, сколько про­длится ее заключение.

В бане они остались одни. Младшему, Глебу, еще не было четырех лет.

Старшему, Евгению,- две­надцать. В доме-бане он остался за старшего.

Перед горькой разлукой мать утешал, как настоящий мужчи­на:

- Мама, ты не расстраивайся, я их прокормлю...

«Прокормлю!» А самому- то двенадцать от роду. В таких условиях детство кончается быстро.

Мир не без добрых людей: прихожане не бросили детей на произвол судьбы, ночами приносили в баню поесть, кто что мог...

Вскоре освободили Валенти­ну Григорьевну: она была бере­менна, и пришло время рожать...

Естественно человеческое желание общаться с близкими родственниками: взял да и пошел в гости на чашку чая. Но для дочери Валентины Григорьев­ны, Любы, в те далекие годы такое общение было сопряжено с немалыми трудностями и опасностями.

Боялась подвести мужа, которого любила.

Опасалась сотрудников НКВД, которые некоторое время жили во вто­рой половине дома, что занимали Заварины. Что пережила и сколько слез выплакала - только ей одной ведомо. Но однажды все-таки не утерпела, решилась на свой страх и риск сбегать к своим в село Вилегодск.

Улучила момент, когда Виктор Феодосьевич был в отъезде, на семинаре, каких раньше проводилось немало. Очень уж захотелось увидеть мать, братьев, сестер.

Шла ночью, чтобы, не дай бог, кто не узнал. А от Ильинска до Вилегодска не так уж и близко, двадцать с лишним верст.

Пришла в баньку тесную, обняла матушку - да реветь...

А матушка лишь повторяла:

- Не плачь, Любочка, не плачь. Мне ничего не надо... Не плачь...

 

Брат Борис

 

Борис хватил лиха. В шестнадцать лет его отправили на лесозаготовки. В бригаду его, мало­летнего, не брали. Сам заготовлял лес. Признали, что он лес портит. За такое вредительство ему дали два года с правом обжалования. Собрался Борис уехать из родных мест на Урал, скрыться от всевидящего НКВД. Пешком, через деревню Сидоровскую, и дальше - лесом, ушел на Лузу. 

До Урала добирался «зайцем». Там устроился на работу: прокладывал рельсы для железной дороги. Работал хорошо. Был замечен. А это уж мы умели - отмечать работящих. На Доски почета "вешали". Борису предложили выправить паспорт, стать, так сказать, настоящим гражданином. Но для этого потребовалось свидетельство о рождении. Послали запрос сюда, на Виледь. И все открылось: кто он такой, Борис Дементьев... Так что два года ему все равно пришлось «оттрубить».

Возвращение и второй арест 

Отбыв ссылку, Владимир Рафаилович вернулся на родину в село Вилегодск в июне 1937 года.

Валентина Григорьевна умоляла его: 

- Володя, уезжай ты отсюда. Не оставят тебя в покое, не оставят...

Он рассердился: 

- Чего ты меня гонишь? Я домой пришел...

 Домой. На родину. К разрушенному гнезду.

Но женское сердце чувствовало недоброе. Побыл он дома чуть больше трех месяцев: пришел в июне, а 21 сентября 1937 года его арестовали второй раз. И вновь обвинили в антисоветской агитации. В чем она состояла? Теперь уж не скажешь слово в слово. А мы мастера были ярлыки вешать.

Старожилы сказывают, что немалую роль в судьбе отца Владимира сыграла Федосья Прокопьевна Качилова, бывшая в те годы парторгом. И не раз видела она, как ходит поп вокруг недействующей церкви и посматривает на нее с болью...

Еще старожилы сказывают, что был в те годы Владимир Рафаилович здоров и крепок, но свели его в могилу скоро. Новой власти было не по пути с попами. Постановлением «тройки» УНКВД по Архангельской области от 10 октября 1937 года он был заключен в места лишения свободы сро­ком на десять лет. 27 октября того же года прибыл в Локчимлаг НКВД Коми АССР.

Согласно архивным документам, Владимир Рафаилович умер 31 декабря 1937 года в Вышерском лагпункте. Смерть последовала от декомпенсированного миокарда. Похоронен на кладбище лагпункта.

Ни Валентина Григорьевна, ни дети ее не знали тогда, что отца их уже нет в живых...

на Урал

   

                                  В.Г.Дементьева с детьми                                     

Борис, уже обосновавшийся в землях чужих, приехал за матерью перед войной, в 1939 году. И увез всех на Урал. На Виледи осталась лишь Любовь Владимировна, бывшая в замужестве за Виктором Завариным.

Семья поселилась в городе Кушва Свердловской области. Освоились. Валентина Григорьевна даже работала в роно. Когда началась война, Борис ушел на фронт и вскоре погиб. Такова горестная судьба его, согнанного с родимой земли и умершего за эту землю.

Во время войны на Урале навестил поредевшее семейство отца Владимира Сергей Федорович Бубнов, сын вилегодского псаломщика Федора Афанасьевича.  

И об этом надо рассказать особо.

Серёжа

Любовь Владимировна всегда называла его Сережей, даже когда им обоим было за восемьдесят: она с 1910-го, а он с 1912 года рождения. Семьи их были очень дружны. Да это, наверное, и неуди­вительно: родители представляли тогдашнюю вилегодскую интеллигенцию и были образованными людьми своего времени. Отец Сережи приехал в село Вилегодск учителем пения и псаломщиком, а мать, Софья Николаевна, работала учительницей.

Сергей Бубнов ходил на финскую войну более года, вернулся, работал в кузнице. Потом его снова взяли, теперь уже на Великую Отечественную. Воевал под Ленинградом, в районе Гатчины. В наступлении под деревней Пижма его ранило под коленку, но он мог идти. Правда, шел как пья­ный. Потом ранило второй раз.

Получил ранение и его сослуживец, земляк Сергей Васильевич Собашников из деревни Слобод­ка. Вышли к Гатчине, увидели машину с ранеными. Хотели залезть на нее. Но как? У обоих руки ранены. У Сергея Собашникова разрывная пуля сделала в мышце настоящее «окошко». Решили в машину не лезть. И вот судьба: машина чуть отъехала, и в нее угодил снаряд. В живых никого не осталось.

В Ленинград они приехали вечером, около четырех часов. Их разместили в помещении, очень напоминающем школу. Пробыли они здесь день. Потом их погрузили на поезд и повезли на Урал. По дороге не раз бомбили. В вагонах - ни одного стекла! А все раненые. Из вагонов при бомбежке вылезали тихо, тяжело. Не успеют обратно залезть - опять налет...

До Урала они ехали долго, недели две. Разместили их в госпитале города Новая Ляля, что неда­леко от Свердловска.

С Валентиной Григорьевной Сергей постоянно переписывался. Написал и из госпиталя. А когда ехал домой, привернул к ним и гостил у них два дня. Борис тогда еще не был взят на фронт, работал фотографом. У Сергея Федоровича до сих пор хранится старая фотография, где он заснят с дочерью Валентины Григорьевны, Людмилой.

Сын Александр работал шофером. Именно с ним, с Александром, ходил Сергей Бубнов в моло­дости по вилегодским деревням, лудил посуду. Собирались они даже в земли дальние к зырянам. Но дошли лишь до Вохты. Материал для лужения кончился. Вернулись...

С Валентиной Григорьевной у Сергея Федоровича были особенные отношения. Именно Вален­тина Григорьевна ходила в деревню Лубягино сватом за его будущей женой Анной Матвеевной...

За восемьдесят лет трудной и драматичной жизни много всего было...

***

В соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1989 года «О до­полнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имев­ших место в период 30-40-х и начале 50-х годов» внесудебное решение «тройки» при ПП ОГПУ Севкрая от 13 апреля 1934 г. и «тройки» при УНКВД Архангельской области от 10 октября 1937 г. в отношении Дементьева Владимира Рафаиловича, 1888 года рождения, - отменено. В. Р. Дементьев реабилитирован по обоим делам.

Нет уже СССР и его Верховного Совета. Нет и Верховного Совета российского.

Нет организаций пролетарской партии в крестьянских коллективах. Нет райкомов и обкомов. Можно до бесконечности продолжать ряд того, чего уже нет. Ветер времени унес все куда-то. Но остались люди, все пережившие. Их память. Их отношения. Десятилетия мы трезвонили о своих сверхуспехах, вбивали клинья в семьи, в народы, всех поделили на своих и чужих, а люди жили и до глубокой старости сохранили добрые и светлые отношения.

Любовь Владимировна долгие годы и помыслить не могла рассказать о том, что пережила сама, через какие страдания, физические и нравственные, прошла ее семья. Об этом знает лишь она. Да близкие ее.

Да Сережа. Сергей Федорович...

Николай Редькин

«Знамя труда», 6 января 1994 г.