в начало http://selovilegodsk.narod.ru/index/quot_byla_vojna_byla_pobeda_quot/0-494
Победители конкурса
Возрастная категория от 18 лет
I место
Ирина Малых
село Никольск, руководитель Чеснокова М.П.
Михаил Исаковский. Партизанка
Я весь свой век жила в родном селе,
Жила, как все,— работала, дышала,
Хлеба растила на своей земле
И никому на свете не мешала.
И жить бы мне спокойно много лет,—
Женить бы сына, пестовать внучонка…
Да вот поди ж нашелся людоед —
Пропала наша тихая сторонка!
Хлебнули люди горя через край,
Такого горя, что не сыщешь слова.
Чуть что не так — ложись и помирай:
Всё у врагов для этого готово;
Чуть что не так — петля да пулемет,
Тебе конец, а им одна потеха…
Притих народ. Задумался народ.
Ни разговоров не слыхать, ни смеха.
Сидим, бывало,— словно пни торчим…
Что говорить? У всех лихая чаша.
Посмотрим друг на друга, помолчим,
Слезу смахнем — и вся беседа наша.
Замучил, гад. Замордовал, загрыз…
И мой порог беда не миновала.
Забрали всё. Одних мышей да крыс
Забыли взять. И всё им было мало!
Пришли опять. Опять прикладом в дверь,—
Встречай, старуха, свору их собачью…
«Какую ж это, думаю, теперь
Придумал Гитлер для меня задачу?»
А он придумал: «Убирайся вон!
Не то,— грозят,— раздавим, словно муху…»
«Какой же это,— говорю,— закон —
На улицу выбрасывать старуху?
Куда ж идти? Я тут весь век живу…»
Обидно мне, а им того и надо:
Не сдохнешь, мол, и со скотом в хлеву,
Ступай туда,— свинья, мол, будет рада.
«Что ж,— говорю,— уж лучше бы свинья,—
Она бы так над старой не глумилась.
Да нет ее. И виновата ль я,
Что всех свиней сожрала ваша милость?»
Озлился, пес,— и ну стегать хлыстом!
Избил меня и, в чем была, отправил
Из хаты вон… Спасибо и на том,
Что душу в теле все-таки оставил.
Пришла в сарай, уселась на бревно.
Сижу, молчу — раздета и разута.
Подходит ночь. Становится темно.
И нет старухе на земле приюта.
Сижу, молчу. А в хате той порой
Закрыли ставни, чтоб не видно было,
А в хате — слышу — пир идет горой,—
Стучит, грючит, гуляет вражья сила.
«Нет, думаю, куда-нибудь уйду,
Не дам глумиться над собой злодею!
Пока тепло, авось не пропаду,
А может быть, и дальше уцелею…»
И долог путь, а сборы коротки:
Багаж в карман, а за плечо — хворобу.
Не напороться б только на штыки,
Убраться подобру да поздорову.
Но, знать, в ту ночь счастливая звезда
Взошла и над моею головою:
Затихли фрицы — спит моя беда,
Храпят, гадюки, в хате с перепою.
Пора идти. А я и не могу,—
Целую стены, словно помешалась…
«Ужели ж всё пожертвовать врагу,
Что тяжкими трудами доставалось?
Ужели ж, старой, одинокой, мне
Теперь навек с родным углом проститься,
Где знаю, помню каждый сук в стене
И как скрипит какая половица?
Ужели ж лиходею моему
Сиротская слеза не отольется?
Уж если так, то лучше никому
Пускай добро мое не достается!
Уж если случай к этому привел,
Так будь что будет — лучше или хуже!»
И я дубовый разыскала кол
И крепко дверь притиснула снаружи.
А дальше, что же, дальше — спички в ход,—
Пошел огонь плести свои плетенки!
А я — через калитку в огород,
В поля, в луга, на кладбище, в потемки.
Погоревать к покойнику пришла,
Стою перед оградою сосновой:
— Прости, старик, что дом не сберегла,
Что сына обездолила родного.
Придет с войны, а тут — ни дать ни взять,
В какую дверь стучаться — неизвестно…
Прости, сынок! Но не могла я стать
У извергов скотиной бессловесной.
Прости, сынок! Забудь отцовский дом,
Родная мать его не пощадила —
На всё пошла, но праведным судом
Злодеев на погибель осудила.
Жестокую придумала я месть —
Живьем сожгла, огнем сжила со света!
Но если только бог на небе есть —
Он все грехи отпустит мне за это.
Пусть я стара, и пусть мой волос сед,—
Уж раз война, так всем идти войною…
Тут подошел откуда-то сосед
С ружьем в руках, с котомкой за спиною.
Он осторожно посмотрел кругом,
Подумал молча, постоял немного,
«Ну, что ж,— сказал,— Антоновна, идем!
Видать, у нас теперь одна дорога…»
И мы пошли. Сосед мой впереди,
А я за ним заковыляла сзади.
И вот, смотри, полгода уж поди
Живу в лесу у партизан в отряде.
Варю обед, стираю им белье,
Чиню одёжу — не сижу без дела.
А то бывает, что беру ружье,—
И эту штуку одолеть сумела.
Не будь я здесь — валяться б мне во рву,
А уж теперь, коль вырвалась из плена,
Своих врагов и впрямь переживу,—
Уж это так. Уж это непременно.
II место
Лариса Ершова
г. Великий Устюг
Эммануил Праг и Михаил Ронкин.
Героический монолог
Над незадачливым соседом
Шутили мы по простоте:
Крутил пластинку он с обеда —
"На безымянной высоте".
Неслись в окошко без умолку
Слова взволнованные те:
"У незнакомого поселка,
На безымянной высоте…"
Войны не знавшие воочью,
Мы не могли никак понять:
Зачем соседу днем и ночью
Пластинку стертую гонять?
Неужто песен лучше нету,
Чем та, что крутит наш сосед?
Неужто впрямь на песне этой
Сошелся клином белый свет?
И вот однажды парни наши
Под звон задиристых гитар
Ему пропели: — Эй, папаша,
Смените ваш репертуар!...
Он вышел к нам в шинели старой,
Сел рядом с нами на скамью:
— А ну-ка, дай, сынок, гитару…
Я песню памяти спою…
Но перед песнею, ребята,
Рассказ вы выслушайте мой.
Я расскажу вам про солдата,
Что не пришел с войны домой…
Два Петьки жили по соседству,
Встречали песнями весну,
И, как всегда бывает в детстве,
Играли сверстники в войну.
И, не вникая в слов значенье,
И жизнь осмыслить не успев,
Мальчишки пели с увлеченьем
Знакомый каждому припев:
"Если завтра война,
Если завтра в поход,
Если черная сила нагрянет,
Как один человек,
Весь советский народ
На защиту страны своей встанет!..."
А война уже бродила рядом,
А война гуляла по земле
Над Мадридом ухали снаряды,
Барселона рушилась во мгле.
А война взрывала полустанки,
А война деревни жгла в огне.
И ползли по всей Европе танки
С черными крестами на броне…
А парнишки жили по соседству
И встречали за весной весну.
В сорок первом, распростившись с детством,
Полюбили девушку одну.
Полюбили Верку-недотрогу,
Полюбили так, как, может быть,
Первою любовью только могут
Юноши девчонку полюбить…
А война уже ломилась в двери,
Вся в крови, в развалинах, в пыли…
Застегнув солдатские шинели,
Оба Петьки улыбнулись Вере:
— Понимаешь, надо! Мы пошли…
И ушли солдаты в ночь бездонную.
Знамя-песню унося с собой…
"Вставай, страна, огромная,
Вставай на смертный бой!..."
***
Эх, солдатская дорога!
Дымный ветер бьет в лицо…
Ищет Верку-недотрогу
Фронтовое письмецо…
"Мы тут с Петькою воюем,
Бьем фашистов наповал.
Где приляжем — там ночуем,
Где присядем — там привал.
Сколько горя повидали…
Фрицы злы, как сатана.
Нам медали с Петькой дали,
Обещают ордена.
Только дело не в наградах,
Ордена — само собой…
Высоту нам взять бы надо!
Бьют весь день оттуда гады...
Нынче трудный будет бой!
Но одно мы знаем точно:
Через смертную черту,
Верь, родная, этой ночью
Мы придем на высоту!..."
Вновь труба трубит тревогу
Снова в путь зовет бойцов…
Ищет Верку-недотрогу
Фронтовое письмецо…
"Светилась, падая, ракета,
Как догоревшая звезда.
Тот, кто однажды видел это,
Тот не забудет никогда.
Тот не забудет, не забудет
Атаки яростные те
У незнакомого поселка
На безымянной высоте,
У незнакомого поселка
На безымянной высоте…"
За всю войну такого боя
Припомнить больше б я не смог…
Витала смерть над головою,
Казалось даже, что порою
Земля уходит из-под ног!...
Мы шли на приступ, как стальные,
Как будто нам неведом страх,
Как будто с нами вся Россия
Шла в атакующих рядах.
Как будто все её тревоги
Вели нас к огненной черте,
Как будто все её дороги
Сошлись на этой высоте!
Солдат, солдат, товарищ ратный,
Ну кто из вас скажи ты мне,
Не проходил сквозь ад стократный
В кровавой, но святой войне?
Солдат – достойный сын Отчизны,
На верность присягнувший ей,
В любом бою во имя жизни
Ты жизни не жалел своей!
Но над поверженным Берлином,
Не поколеблен, не убит,
Ты встал могучим исполином,
Одетым в бронзу и гранит...
… За всю войну такого боя
Припомнить больше я б не смог..
– Ах, Петька, Петька, что с тобою?!
Вставай! Ну, что же ты, браток?
Вставай! Ты слышишь, танки воют!
Вставай! Бери свой автомат!
Вставай! Ведь нас осталось двое
Из восемнадцати ребят!...
...Но он не встал.
Сражен осколком,
Остался Петька в темноте
"У незнакомого поселка
На безымянной высоте…"
Сосед вздохнул.
Уже в зените
Луны светился желтый шар...
— Вот так, друзья!.. А вы хотите,
Чтоб я сменил репертуар...
— Мы вас, поверьте, дядя Петя,
Обидеть не хотели, нет!...
...Сосед ушел, нам не ответив.
Ушел обиженным сосед...
***
Купались в лунном свете ветки.
И я сказал: — Из нас любой,
Ты, ты и он, как этот Петька,
Пойдет за Родину на бой!
А за браваду нас простите,
Сболтнули мы по простоте.
И вы, пожалуйста, крутите
"На безымянной высоте..."
Нет, мы мешать не будем песне.
Пусть рядом с нами, как живой,
Шагает Петька — ваш ровесник,
Не возвратившийся домой!
И пусть звучат над миром долго
Слова взволнованные те:
"У незнакомого поселка
На безымянной высоте!" …
II место
Лариса Сухих
село Никольск
Константин Симонов. Хозяйка дома
Подписан будет мир, и вдруг к тебе домой,
К двенадцати часам, шумя, смеясь, пророча,
Как в дни войны, придут слуга покорный твой
И все его друзья, кто будет жив к той ночи.
Хочу, чтоб ты и в эту ночь была
Опять той женщиной, вокруг которой
Мы изредка сходились у стола
Перед окном с бумажной синей шторой.
Басы зениток за окном слышны,
А радиола старый вальс играет,
И все в тебя немножко влюблены,
И половина завтра уезжает.
Уже шинель в руках, уж третий час,
И вдруг опять стихи тебе читают,
И одного из бывших в прошлый раз
С мужской ворчливой скорбью вспоминают.
Нет, я не ревновал в те вечера,
Лишь ты могла разгладить их морщины.
Так краток вечер, и — пора! Пора!-
Трубят внизу военные машины.
С тобой наш молчаливый уговор —
Я выходил, как равный, в непогоду,
Пересекал со всеми зимний двор
И возвращался после их ухода.
И даже пусть догадливы друзья —
Так было лучше, это б нам мешало.
Ты в эти вечера была ничья.
Как ты права — что прав меня лишала!
Не мне судить, плоха ли, хороша,
Но в эти дни лишений и разлуки
В тебе жила та женская душа,
Тот нежный голос, те девичьи руки,
Которых так недоставало им,
Когда они под утро уезжали
Под Ржев, под Харьков, под Калугу, в Крым.
Им девушки платками не махали,
И трубы им не пели, и жена
Далеко где-то ничего не знала.
А утром неотступная война
Их вновь в свои объятья принимала.
В последний час перед отъездом ты
Для них вдруг становилась всем на свете,
Ты и не знала страшной высоты,
Куда взлетала ты в минуты эти.
Быть может, не любимая совсем,
Лишь для меня красавица и чудо,
Перед отъездом ты была им тем,
За что мужчины примут смерть повсюду,-
Сияньем женским, девочкой, женой,
Невестой — всем, что уступить не в силах,
Мы умираем, заслонив собой
Вас, женщин, вас, беспомощных и милых.
Знакомый с детства простенький мотив,
Улыбка женщины — как много и как мало…
Как ты была права, что, проводив,
При всех мне только руку пожимала.
_____________
Но вот наступит мир, и вдруг к тебе домой,
К двенадцати часам, шумя, смеясь, пророча,
Как в дни войны, придут слуга покорный твой
И все его друзья, кто будет жив к той ночи.
Они придут еще в шинелях и ремнях
И долго будут их снимать в передней —
Еще вчера война, еще всего на днях
Был ими похоронен тот, последний,
О ком ты спросишь,- что ж он не пришел?-
И сразу оборвутся разговоры,
И все заметят, как широк им стол,
И станут про себя считать приборы.
А ты, с тоской перехватив их взгляд,
За лишние приборы в оправданье,
Шепнешь: «Я думала, что кто-то из ребят
Издалека приедет с опозданьем…»
Но мы не станем спорить, мы смолчим,
Что все, кто жив, пришли, а те, что опоздали,
Так далеко уехали, что им
На эту землю уж поспеть едва ли.
Ну что же, сядем. Сколько нас всего?
Два, три, четыре… Стулья ближе сдвинем,
За тех, кто опоздал на торжество,
С хозяйкой дома первый тост поднимем.
Но если опоздать случится мне
И ты, меня коря за опозданье,
Услышишь вдруг, как кто-то в тишине
Шепнет, что бесполезно ожиданье,-
Не отменяй с друзьями торжество.
Что из того, что я тебе всех ближе,
Что из того, что я любил, что из того,
Что глаз твоих я больше не увижу?
Мы собирались здесь, как равные, потом
Вдвоем — ты только мне была дана судьбою,
Но здесь, за этим дружеским столом,
Мы были все равны перед тобою.
Потом ты можешь помнить обо мне,
Потом ты можешь плакать, если надо,
И, встав к окну в холодной простыне,
Просить у одиночества пощады.
Но здесь не смей слезами и тоской
По мне по одному лишать последней чести
Всех тех, кто вместе уезжал со мной
И кто со мною не вернулся вместе.
Поставь же нам стаканы заодно
Со всеми! Мы еще придем нежданно.
Пусть кто-нибудь живой нальет вино
Нам в наши молчаливые стаканы.
Еще вы трезвы. Не пришла пора
Нам приходить, но мы уже в дороге,
Уж била полночь… Пейте ж до утра!
Мы будем ждать рассвета на пороге,
Кто лгал, что я на праздник не пришел?
Мы здесь уже. Когда все будут пьяны,
Бесшумно к вам подсядем мы за стол
И сдвинем за живых бесшумные стаканы.
III место
Светлана Фокина
село Ильинск, руководитель Бебякина Т.Н.
Полина Каганова. Сын
Мой сын был слишком мал, чтоб в руки взять винтовку.
ОН даже «р» не мог произносить,
Он был забавный, маленький, неловкий,
Но как любил он жизнь и как хотел он жить!
В морозы января, в февральские метели,
Он часто вспоминал далекого отца,
Он улыбался тем, кто проходил в шинели,
И «папа» говорил, когда встречал бойца.
Так жили мы вдвоем в военном Ленинграде.
Наш город каждый день потери отмечал.
Израненный — он коченел в блокаде,
Угрюмый — под обстрелами молчал.
Мне кажется, что сердце холодело,
Как с фабрики тогда бежала я домой,
В ту ночь, когда от черного обстрела
Погиб мой сын, погиб ребенок мой.
Остались в памяти: изломанная рама,
Обломки стульев и осколки ваз,
И теплое, святое слово «мама»,
Услышанное мной в последний раз.
И всё... Ни боль, ни горечь, ни усталость
Меня теперь не позовут домой,
И я ушла на фронт, на грозный бой,
За город, где тоска моя осталась,
За город — где погиб ребенок мой!
III место
Валентина Шульгина
село Никольск
Ольга Фокина. Подснежники
Рос мальчишка далеко не неженкой,
Матери, отца совсем не помнил,
Помнил он пожары, толпы беженцев,
Мертвецов, которых не хоронят,
Виселицу помнил там, на площади.
При нужде умел, хоть и не вор был,
Из-под носа утащить у лошади
Ячменем наполненную торбу
И машину, бешено летящую,
Мог догнать и намертво вцепиться
В жесткий борт, чтоб привезти на кашицу
Под рубашкой пригоршню пшеницы.
Рос мальчишка далеко не неженкой,
С малолетства зная лишь потери.
Не терпел ни нытиков, ни вежливых,
В доброе добро совсем не верил.
И не шутки ради, а сознательно
Жег себя, упрямо стиснув зубы.
Он и солнце делал истязательным,
Наводя на кожу через лупу.
Знал, как все дружки его вихрастые,
Изрезаясь в кровь осколком банки -
Будут пятки осенью распластаны
Льдом куда больнее, чем стеклянкою.
Приходил в порезах и царапинах,
Плакала над ним, склоняясь, бабка,
А мальчишка только зябко вздрагивал,
В камешек сжимался, но не плакал.
Рос мальчишка далеко не неженкой,
Но чего не встретишь в царстве сонном!
И приснились раз ему подснежники,
Синие бубенчики со звоном.
Будто бы бежал он к ним сугробами,
Силою неведомой влекомый,
Листьями какими-то особыми,
Запахом до радости знакомым!
Словно издеваясь над мальчишкой,
Бил, царапал, жег его шиповник
И в лицо плевали сосны шишками,
Будто бы мальчишка был разбойником.
И на снег упал он обессиленный,
Не способный больше к обороне,
А подснежник с глазоньками синими,
Словно, как живой, мальчишку понял.
Стебельком качая над сугробами,
Сам пришел к мальчишке близко-близко
С листьями, как руки папы, добрыми,
С голосом забытым, материнским:
"Милый, твои ножки не устали ли:
Сыт ли ты? Твои рубашки чисты ли?"
"Мама!" - И подснежники растаяли.
"Папа!" - Ни бубенчиков, ни листьев.
Только ветер где-то хлопнул ставней,
Только бабка охнула тревожно.
С той поры и вовсе дома стало
Удержать мальчишку невозможно.
Следом за апрельскими ветрами
Убегал за город в одиночку.
Снег в лесу раскапывал руками,
Каждую обшаривая кочку.
Он искал подснежники, конечно,
Синие бубенчики со звоном,
Чтобы пережить любовь и нежность
Наяву, как в дивном царстве сонном.
Солнце все сильнее припекало,
Ручейки текли из-под ладони,
А когда и снега не осталось,
Нет таких цветов - мальчишка понял.
Жизнь мальчишке показалась горше,
И себя мальчишке стало жальче.
Слезы покатились, как горошины,
На мальчишкин хлеб - сосновый пальчик.
Все, он больше чудесам не верит!
Он уйдет из сладостного плена!
Слишком велика его потеря,
Чтобы можно ей найти замену!
Только все ж, на солнечной опушке
Он, вздохнув, набрал цветов букетик,
Чтобы дома спрятать под подушку
Голубые, простенькие эти.
Горсть цветов, наверно, безымянных
Он сорвал бездумно и небрежно.
Ни к чему мальчишке имена их,
Не под снегом, значит не подснежники,
Значит не звенят они, не пахнут,
Листьями мальчишку не поманят...
Он не знал, как дружно дома ахнут,
На него, расстроенного, глядя.
Он не знал, что дома, как шальные,
Прямо к потолку его подбросят,
Что ему простят все-все вины его,
Где он был, что делал он, не спросят.
"Наш любимый, добрый, наш упрямый!" -
Две шинели брошены на стуле.
Руки папы, губы, голос мамы...
Кончилась война! Они вернулись!
И у этой неизбывной ласки
Быть в долгу мальчишка не захочет,
Он подаст цветы не без опаски:
"Господи, подснежники!
Сыночек..."
Лучшая литературно-музыкальная композиция
«И эта нелёгкая доля на женские плечи легла».
Коллектив «Вохтяночка».
Пос. Широкий Прилук. Руководитель композиции О. Б. Железнова.
Номинация "Лучшее авторское исполнение"
Клавдия Елезова
село Ильинск
Бессмертный полк
…И с пожелтевших фотографий
Глаза родимые глядят.
Они безмолвно, тихо просят...
Не забывайте, - говорят.
Не забывайте ту годину,
Что пережить нам довелось,
И ту нелегкую путину,
Что прошагать в боях пришлось.
Мы были тоже молодые,
Но дан приказ – идти вперед,
Собой мы закрывали мины,
Не раз косил нас пулемет.
А так хотелось жить... Но знали –
Отдать врагу нельзя страну.
И если надо погибали,
Чтоб жили вы,
Чтоб дети спали.
Не забывайте про войну...
Специальный приз жюри "За оригинальность и творчество в создании видеороликов"
Наталья Федяева
село Ильинск
Литературно-музыкальная композиция «Если б не было войны…» по стихам Юлии Друниной
